Чего ты хочешь?: в поисках реального субъекта
Если бы это было так, то Лакан был бы обыкновенным структуралистом, опровергающим саму возможность существования субъекта и сводящим его к иллюзии, надстраивающейся над реальностью базисных структур. Однако у Лакана есть еще одно фундаментальное измерение, собственно, и позволяющее считать субъекта субъектом в полном смысле этого слова. Речь идет о субъекте бессознательного, о субъекте в порядке реального. Как пишет Брюс Финк, лакановский субъект имеет два лика:
субъект как осадок и субъект как брешь. В первом случае субъект является всего лишь осадком смыслов, определяемым путем замены одного означающего другим или же ретроактивным воздействием одного означающего на другое… Во втором случае субъект — это то, что создает брешь в реальном по мере того, как оно устанавливает связь между двумя означающими, субъект… в таком случае является не чем иным, как этой самой брешью[235].
Именно реальное и его присутствие в субъекте (или присутствие субъекта в нем) есть то, что не позволяет причислить Лакана ни к структуралистам, ни даже к постструктуралистам[236]. Реальное — это некое несимволизируемое ядро, которое не может быть выражено ни в каких словах и ни в каких образах, но при этом вокруг этого ядра структурируется то, что мы называем реальностью (подобно тому, как металлическая стружка выстраивается в определенную фигуру по отношению к лежащему в ее центре магниту). Реальное «противится символизации», оно ускользает от любых попыток вместить себя в цепи означающих и одновременно не может без них обходиться, так как нуждается в своем выражении. В отличие от символического, которое характеризуется способностью «не занимать свое место, что значит способность менять места» постоянно,
https://t.me/medicina_free
реальное, каким бы встряскам мы его ни подвергали, всегда и каждый раз остается на своем месте; его место пришпилено к подошвам его башмаков и нет ничего, что могло бы согнать его с него[237].
Субъект реального есть то, что иногда, подобно искре, проскакивает между плавным скольжением по цепи от одного означающего к другому.
Именно в регистре реального возникает то, что может быть названо настоящим Я (в отличие от эго), тем самым Я, которое фигурирует в известной фразе Фрейда Wo Es war, soll Ich werden («Там, где было Оно, должно стать Я» или, как ее предлагал переводить Лакан, «Там, где было оно, должно возникнуть Я как субъект»[238]). Это то Я, которое должно занять место Оно, это Я,
берущее на себя ответственность за бессознательное, бессознательное, которое занимается сочленением мыслей, кажущимся происходящим самим по себе без вмешательства чего-либо напоминающего субъекта[239].
«Я должен осмелиться приблизиться к истоку истины обо мне самом» — таков лакановский смысл фрейдовской фразы. Но в этих истоках Я ожидает не
глубокая Истина, с которой я должен себя идентифицировать, но невыносимая истина, с которой я должен научиться жить[240].
В некотором смысле можно даже сказать, что Лакан на новом витке возвращается обратно к картезианству, которое он вроде бы вслед за Фрейдом опроверг, сместив эго/когито со своего пьедестала. Как поясняет Младен Долар, Лакан низверг эго для того, чтобы восстановить его на более глубоком и фундаментальном уровне[241]. Голос Я должен зазвучать из самых глубин реального. Вместо привычного сознательного субъекта мы получаем парадоксального бессознательного субъекта, субъективность которого коренится в таинственных безднах реального.
https://t.me/medicina_free
Выше мы уже обращали внимание на парадоксальный тезис Лакана о том, что субъект «не проявляется ни в чем из сказанного»[242]. Но как тогда можно уловить его присутствие? Лакан искал те грамматические конструкции, в которых слышится голос субъекта бессознательного (это точно не местоимение «Я»), и в конечном итоге нашел его в грамматических конструкциях, отражающих сомнение или как бы несогласие говорящего с тем, что он сам говорит[243]. Если брать живую речь, то субъект бессознательного проявляет себя в тех паузах и запинках, которые встречаются в плавной речи человека, повествующего о своей религиозности.
2. Р: (3.0) как вам сказать (1.0) Я и верующая и ↑неверующая (1.0)[244]
Здесь субъект бессознательного проявляет себя в паузах, в интонации, которая пошла наверх в слове «неверующая». Между плавным течением означающих вдруг проскальзывают искорки субъекта бессознательного. Мы видим, как прорывается голос реального, ищущего — как всегда тщетно — собственной символизации. И именно это самое важное собственно субъективное измерение субъекта зачастую выносится за скобки в социологических исследованиях и их интерпретации.
Лакана можно прочитывать как антропологического пессимиста, для которого субъективность — это фикция, маскирующая работу деперсонифицированных структур и десубъективированных объектов. Однако в его работах — в связи с порядком реального — проскальзывают порой полуутопические намеки на возможность целостного неперечеркнутого субъекта, т. е. S, а не $. Приближение к полновесной субъективности достигается за счет «субъективирования», за счет принятия на себя ответственности за бессознательные оговорки, за причины желания. Взять ответственность за свои слова. Не пытаться никому понравиться, не попадаться в ловушку фантазий в своих попытках угадать, что же именно нужно Большому Другому. Встать на место Большого Другого. Задаться вопросом не о том, чего хочет Большой Другой, кто я в глазах Большого Другого, а о том «Чего хочешь ты?»[245] — или в нашем случае «А во что ты действительно веришь?». В этот момент
https://t.me/medicina_free
происходит выход в пространство мысли, в пространство поиска человека, принявшего на себя ответственность за то, во что он верит/ не верит.
Если реальное — это сбой символизации, а субъект проявляет себя лишь как иногда возникающая брешь в символическом порядке, то, значит, реальное любой религиозной идентичности — это всегда сомнение, это всегда ощущение невыразимости и неспособности ухватить «то самое» словами, услужливо вертящимися на языке.
https://t.me/medicina_free